М.КУНИЦЫН: Доброй ночи всем. Я – Михаил Куницын, коллекционер и журналист. И вместе со звукорежиссером Николаем Котовым приветствуем слушателей программы «Винил» на радиостанции «Эхо Москвы». Мы как обычно будем слушать музыку, записанную на пластинках в том оригинальном звуке, кстати, который сейчас идет в эфир с проигрывателя, установленного у нас в студии. Мы с нашими гостями слушаем их любимые пластинки, узнаем истории, связанные с ними.

В судьбе же нашей сегодняшней гости пластинки и патефон сыграли огромную роль. Ее жизнь – это сюжет сказки про Золушку, путь из сибирского села в Кремль. Сегодня у нас в гостях Калерия Венедиктовна Кислова, режиссер телевидения, лауреат Госпремии СССР, заслуженный деятель искусств РФ. Доброй ночи, Калерия Венедиктовна.

К.КИСЛОВА: Здравствуйте.

М.КУНИЦЫН: Я хочу немножечко еще добавить, что в одном известном анекдоте когда-то рассказывалось о том, что несколько поколений советских зрителей смотрело на мир глазами ведущего Клуба путешественников Юрия Сенкевича. А, вот, на самые важные общественные и политические события, не побоюсь этого сказать, вся страна всегда глядела глазами режиссера Калерии Кисловой. Демонстрации и парады на Красной площади, праздничные обращения сначала советских, а затем российских лидеров, легендарные трансляции в конце 80-х годов со Съезда народных депутатов, первые телевизионные мосты с Америкой, концерты и, конечно, трансляция Олимпиады-80, открытия и закрытия. Итак, Калерия Венедиктовна, вот я, надеюсь, максимально полно представил вас со всеми вашими заслугами, регалиями и званиями. Но, на самом деле, сегодняшняя наша встреча здесь, в студии «Эха Москвы», в программе «Винил» связана с той историей, которая случилась у вас с пластинками и с тем, каким же образом вы оказались в Москве.

К.КИСЛОВА: Ну, это длинная история. Я хочу начать с 1938 года.

М.КУНИЦЫН: Так. Начинайте.

К.КИСЛОВА: Это мне 12 лет, мы живем в селе, действительно, в селе Маслянино.

М.КУНИЦЫН: Это я правду сказал?

К.КИСЛОВА: Все правда, потому что я родилась в селе и до 18 лет я практически выезжала на каникулы иногда. А так мы жили постоянно в селе. И вот лето 1938 года, мой отец, сельский агроном становится участником Всесоюзной выставки. Называлась она тогда по-другому, она называлась Всесоюзная сельскохозяйственная выставка в Москве.

М.КУНИЦЫН: Это ВДНХ нынешняя.

К.КИСЛОВА: Теперешняя ВДНХ, да. И он едет впервые тоже (для не это тоже первый был выезд в Москву), он ехал в Москву в командировку на выставку. Мы, естественно, его ждали с подарками. И он вернулся с подарками. Он приехал и привез патефон.

Патефон такой был такой, какой-то сине-серый, это был красавец невозможный.

М.КУНИЦЫН: Это был первый патефон в вашем селе.

К.КИСЛОВА: Это первый патефон. У нас в селе это был вообще первый патефон у нас. И он привез набор, большой набор пластинок. Ну, правда, пластинки были немножко, так сказать, такого, специфического направления. В основном, там были пластинки цыганские, цыганской музыки, цыганских песен. Ну, надо сказать, что у нас была такая семья, потому что мой дед был, действительно, такой, самый настоящий цыган.

М.КУНИЦЫН: Настоящий таборный цыган.

К.КИСЛОВА: Да. Ну а отец уже немножко другой.

М.КУНИЦЫН: Но тем не менее, цыганская кровь оставалась и любовь к цыганской песне.

К.КИСЛОВА: Да. И он поэтому привез большой набор пластинок в исполнении артистов цыганского театра Ромэн, который тогда в Москве открылся. И самое главное, что там была пластинка в исполнении Ляли Черной. А я ее уже видела в фильме «Последний табор», и как раз песня «Бродяга», которая сейчас прозвучит, это пластинка тех времен и та самая пластинка, на которой записана песня «Бродяга» в исполнении Ляли Черной.

М.КУНИЦЫН: Итак, запись 1937 года, Ляля Черная, песня «Бродяга», пластинка на 78 оборотов.

(звучит песня «Бродяга» в исполнении Ляли Черной)

М.КУНИЦЫН: В эфире – программа «Винил». Уважаемые слушатели, я напоминаю вам номер для ваших SMS-сообщений с вопросами к нашей сегодняшней гостьи. Номер +7 985 970-45-45. Пожалуйста, мы ждем ваших вопросов. А в гостях у нас Калерия Кислова. Калерия была главным режиссером программы «Время» на Первом канале, тогда еще не на Первом канале, а на Центральном телевидении на продолжении долгих лет. И сегодня мы с ней отправились в далекое путешествие при помощи тех пластинок, которые когда-то были у нее.

К.КИСЛОВА: В далекое детство.

М.КУНИЦЫН: В далекое детство, да. И узнаем, каким же образом, на самом деле, увлечение этими пластинками в детстве оказало такое влияние на судьбу? Итак, только что прозвучала пластинка Ляли Черной, которая в миру, на самом деле, была Надежда…

К.КИСЛОВА: ...Сергеевна Киселёва.

М.КУНИЦЫН: Киселёва, да-да-да. С которой потом довелось вам повстречаться.

К.КИСЛОВА: Да.

М.КУНИЦЫН: Как же это произошло?

К.КИСЛОВА: Ну вот, понимаешь, когда появились эти пластинки, там был большой набор – там было много плясовых пластинок, таких, самых настоящих таборных песен в исполнении всего хора театра Ромэн. И романсы были, и Черкасова пела. Очень большой был набор. И с этого момента я просто решила… Нигде не задерживалась, из школы бежала скорее домой, садилась к патефону, заводила и садилась, и слушала. И, конечно, меня куда-то влекло, мне казалось… Понимаешь, это совпало с моментом, когда я вдруг осознала, что во мне тоже течет кровь вот этого народа. В какой-то, может быть, небольшой степени, но все равно есть.

М.КУНИЦЫН: Да, то есть был шанс.

К.КИСЛОВА: Да.

М.КУНИЦЫН: Или же карьера и в Москву, или в табор к цыганам.

К.КИСЛОВА: Да. Тогда, поначалу мне хотелось в табор. Мне хотелось куда-то в степь, к кострам, мне казалось, что… Ну, такой вот детский какой-то, так сказать, романтизм, который звал меня куда-то. И я даже рыдала над этими пластинками. Вот, когда звучала…

М.КУНИЦЫН: А вот одну из этих пластинок сейчас я поставил, между прочим, на проигрыватель. А? Оно?

К.КИСЛОВА: «Ту балвал»?

М.КУНИЦЫН: «Ту балвал».

К.КИСЛОВА: «Ту балвал» - это «Ты ветер». Да. И вот это одна из моих любимых пластинок, которые именно и звали меня туда. Правда, эта пластинка более позднего времени, это ансамбль под управлением Жемчужного. А тогда у меня была пластинка в исполнении артистов театра Ромэн. Она немножко чуть по-другому звучала, немножко другая была аранжировка.

М.КУНИЦЫН: Но послушаем ту, которая у нас сегодня есть в программе.

К.КИСЛОВА: Да.

(звучит «Ту балвал» в исполнении ансамбля под управлением Жемчужного)

М.КУНИЦЫН: В эфире – программа «Винил». Только что прозвучала цыганская пластинка «Ту балвал», «Ты ветер». Мы их слушаем вместе с Калерией Кисловой, с режиссером Центрального телевидения. Калерия Венедиктовна работает и сейчас, и, собственно, приехала после работы к нам на студию, так что спасибо вам большое. А вопрос у меня, на самом деле, будет еще такой. Я знаю, что дорога из сибирского села лежала через Новосибирск.

К.КИСЛОВА: Да. Я так вот с 1938 года до 1941-го, 3 года прошло и 3 года я мечтала о том… Я даже не надеялась, что я познакомлюсь с кем-то. Нет, я просто хотела увидеть живьем, какой же театр Ромэн, и прежде всего Лялю Черную. И вот была эта мечта, ну, просто я не знаю, я во сне ее видела, я бредила просто этим. И вдруг в газете «Советская Сибирь», которую получал мой папа, я в 1941 году, причем когда уже началась война, уже было несколько другое время, я вдруг прочитала, что в городе Новосибирске в середине июля начинаются гастроли цыганского театра Ромэн, и что туда приезжают все, и в том числе предмет, так сказать, моей любви. И я… Ну, почему-то я как-то газетами, журналами стала интересоваться очень рано. Это, наверное, потом меня привело в программу «Время», потому что, действительно, я газеты просматривала, по-моему, с момента, как только научилась читать.

И вот я чуть не на коленях вымолила у родителей разрешение поехать в Новосибирск.

М.КУНИЦЫН: А каким же образом добираться? Сибирское село.

К.КИСЛОВА: А добираться очень трудно. Там дороги тогда не было вообще никакой. Сейчас туда проложено шоссе, и можно за 5 часов доехать на автобусе от Новосибирска до Маслянино.

М.КУНИЦЫН: Маслянино – это родное село.

К.КИСЛОВА: Ну, я родилась в другом селе, а потом переехали в Маслянино, когда мне было 4 года, и практически до 18 лет я жила там. И училась там, и там школу закончила. И, в общем, в 1941 году в июле я просто перед самыми гастролями… Там все было рассчитано по дням. я собираюсь, у меня 2 узелка с вещами, в одном деньги и что-то запасное какое-то платье, а в другом основные мои вещи – там туфли первые мои на каблуке, одежда какая-то, еда даже какая-то.

М.КУНИЦЫН: То есть все самое необходимое в двух узелках, в руках.

К.КИСЛОВА: Да, самое необходимое, да. И я с этими двумя узелками в 5 утра отправляюсь к дому Райпотребсоюза, откуда все грузовики. Ехать можно было только на грузовиках, потому что по этой дороге можно было… Да и другого транспорта не было, тем более, что это 1941-й год. Грузовики остались только какие-то старые разбитые.

М.КУНИЦЫН: Все было реквизировано на фронт, да.

К.КИСЛОВА: А все отправлены были на фронт. И вот я прихожу туда, еще так темно, пасмурно, накануне шел дождь, всю ночь тоже лил дождь. Я прихожу, а там все водители сидят под навесом, играют в карты и говорят «Поедем часа через 4. Ты иди, девка, поспи. Приходи часа через 4, поедем». Но я же не могу возвращаться домой – это же плохая примета. Я думаю, не знаю, что мне делать 3-4 часа, я выхожу и смотрю, обоз собирается из бричек, запряженных быками.

М.КУНИЦЫН: То есть это почти шагом?

К.КИСЛОВА: Ну, конечно. Они со скоростью человеческого шага двигаются. Ну, я, значит, подбегаю туда к мужикам, которые там едут, и говорю «Куда? На станцию?» Они говорят «Да, на станцию». А до станции 90 км, до ближайшей станции. Я говорю «Возьмите с собой». Ну, там водители смеются, говорят «Ты что? Будешь ехать 5 дней. Да лучше подожди, мы тебя за несколько часов довезем». Но я, все-таки, села. Я – упрямая, села на облучок рядом с возницей, потому что в бричке неудобно сидеть.

М.КУНИЦЫН: Ну, грузовики-то потом догнали, наверное, этих быков, я думаю?

К.КИСЛОВА: Догнали. Догнали часа через 4, наверное.

К.КИСЛОВА: А дальше на грузовиках. Главное, что я потеряла узелок со всеми своими нарядами и с туфлями тоже. И с едой, что немаловажно. И я приезжаю… На грузовиках, потом на поезде. Я приезжаю в Новосибирск и, конечно, сразу, бросив только какие-то вещи, я бегу в театральную кассу. А гастролировали они в летнем театре в парке Сталина, и я выбираю место на плане и в кулаке у меня зажаты деньги, которые мне дома выдали, и я прошу кассиршу, вот, на все эти деньги выдать мне билеты на сколько, в общем, получится, на каждый день на одно и то же место в первый ряд, в самый центр. Она мне говорит «Так а тут повторяются спектакли». Я говорю «Не важно. Я хочу ходить каждый день туда». И с этого момента…

М.КУНИЦЫН: Целый месяц, каждый день на спектакли театра Ромэн.

К.КИСЛОВА: Да.

М.КУНИЦЫН: И вот в этот момент Ляля-то заметила?

К.КИСЛОВА: Да. Мне только досталось там 10 или 11 билетов, на другие мне денег не хватило. Но тем не менее, я стала ходить. У меня было единственное платье ярко-красное ситцевое в белый цветочек, и, значит, я приходила каждый день первая, первая входила в зал, садилась в пустом зале на свое место на это и сидела до конца спектакля, не выходя в антракты, никуда. И я увидела, наконец, эти спектакли, я плакала с ними, я с ними смеялась, я сидела там до конца и уходила последняя.

И вдруг… Ну, прошло, наверное, дней 5. В антракты я не выходила, потому что, ну, одна в аллею не будешь гулять там в парке. Все выходили, а я сидела, продолжала на своем месте. И вдруг появились 3 молодых человека, один там был (потом я уже узнала) Костя Кемалов там, Миша Доценко и третий не помню кто. В общем, они подошли ко мне и начали со мной разговаривать. Причем, они задали мне первый вопрос по-цыгански, я им также ответила. Они говорят «О, точно. Пошли». Я говорю «Куда пошли?» - «К Ляле».

М.КУНИЦЫН: К Ляле Черной?

К.КИСЛОВА: К Ляле Черной. Они мне говорят «К Ляле» просто так. Я решила, что меня обманывают, но я, все-таки, рискнула и пошла. И, действительно, они меня привели к ней. То есть она меня… Мало того, что я ее увидела, она меня заметила со сцены и, оказывается, сказала им «Что там за девчонка такая в красном платье сидит?»

М.КУНИЦЫН: Сидит и плачет, и смотрит на спектакле.

К.КИСЛОВА: И плачет, да, на каждом спектакле.

М.КУНИЦЫН: Так вот здесь я добавлю, что, на самом деле, вот эта встреча Калерии Кисловой с Лялей Черной – она повлияла невероятно на ее судьбу, потому что именно пластинки привели, любовь к Ляле Черной на эти спектакли.

К.КИСЛОВА: Да. Все правильно, Миш. Именно так.

М.КУНИЦЫН: И Ляля повлияла настолько, что, ведь, потом под ее воздействием было принято решение поступать в Театральный институт?

К.КИСЛОВА: Конечно, конечно. Мы с ней много на эту тему говорили. Я ей рассказала все про себя, кто я такая, откуда, кто мои родители и прочее. Она говорит «Вот, давай учись, закончишь, приезжай в Москву. Кончится война, приедешь в Москву и будешь у нас работать». И, в общем, эта, ну, я не могу сказать дружба, это знакомство просто имело свое продолжение на долгие-долгие годы. И потом не только с ней, но я узнала, в общем, очень многих в театре. Я узнала, ну, в общем, почти весь состав того времени и у меня появилось много друзей, много знакомых.

М.КУНИЦЫН: И среди них оказался Николай Сличенко.

К.КИСЛОВА: Нет, ну, Николай Алексеевич Сличенко – он значительно позже появился в театре.

М.КУНИЦЫН: Послушаем его пластинку.

К.КИСЛОВА: Послушаем.

М.КУНИЦЫН: Песню «Милая» мы услышим в записи Николая Сличенко.

(звучит песня «Милая» в исполнении Николая Сличенко)

М.КУНИЦЫН: В эфире – программа «Винил», как вы поняли сейчас из этой музыкальной отбивки, и у нас в гостях Калерия Кислова, режиссер телевидения. И мы отправились в далекое путешествие из сибирского села, уже оказались в Новосибирске, где Калерия Венедиктовна познакомилась с Лялей Черной, которая благословила ее на поступление. То есть желание убежать в табор вылилось в желание поступить и попасть в Театральный институт.

К.КИСЛОВА: Да, да.

М.КУНИЦЫН: Что же в этот момент звучало на танцплощадках? Я подозреваю, что вот эта пластинка. Я сейчас ее поставлю. Так, поехали. Играет «Цветущий май».

К.КИСЛОВА: О…

М.КУНИЦЫН: Танцуем?

К.КИСЛОВА: Танцуем. (все смеются)

(звучит «Цветущий май»)

К.КИСЛОВА: И дальше я закончила школу в селе, и приехала в Новосибирск поступать в Театральный институт. Там находился Ленинградский театральный институт. Но в это же время в «Красном факеле» там открылась театральная студия, которая предполагалась, что она будет по образцу мхатовской школы-студии на правах вуза. И я поступала и туда, и туда. И так получилось, что я поступила. Но там совпало еще, отца перевели в Новосибирск и меня уговорили. Тогда же шла война, и уезжать куда-то далеко от дома, в общем, было страшно. И я осталась в Новосибирске учиться в студии театра «Красный факел».

М.КУНИЦЫН: А пластинки-то взяли с собой?

К.КИСЛОВА: Да, конечно. Приехали мы, нам там дали большую квартиру в центре города, мы поселились и, в общем, привыкали к городскому образу жизни, что вода из кранов течет, и тем более горячая даже, и вообще дома тепло, печки нет. В общем, конечно, было трудно привыкать, но привыкли. Привыкли быстро, к хорошему быстро привыкаешь. И я стала учиться, все хорошо. Но я очень увлеклась танцами. А так как было у нас, в студии считалось неприличным ходить на танцы, то я тайно, никому не говоря, я бегала летом на танцплощадку, а зимой в клуб имени Сталина, который был напротив театра «Красный факел». И там проходили выходные дни и танцы, и я там вовсю танцевала, и в том числе и под эту музыку тоже.

М.КУНИЦЫН: Это звучала пластинка «Цветущий май», медленный танец, музыка Полонского. Написано «Инструментальный секстет». Пластинка, напечатанная сразу же после войны, а мелодия, кстати, была сочинена еще до войны этим композитором.

К.КИСЛОВА: Ну, конечно, да. Я знаю, что это старая пластинка.

М.КУНИЦЫН: Но, конечно, танцы. Пользовались эти пластинки большим успехом.

К.КИСЛОВА: Да, да. Но еще больше меня тогда очень, конечно, привлекало то, что… Еще помимо учебы у нас очень часто в театре «Красный факел», который считался сибирским МХАТом, там не было тогда Дома работников искусств, но вот в театре устраивались такие концерты ночные после спектакля, после концертов. И когда гастролировали какие-то большие, крупные артисты типа Вертинский приезжал и другие…

М.КУНИЦЫН: А, то есть вы были на концертах у Вертинского?..

К.КИСЛОВА: Обязательно, да.

М.КУНИЦЫН: Как студентка театрального…

К.КИСЛОВА: Нет, после концерта они давали концерт для работников искусств города Новосибирска. Ну и мы как студенты, конечно, присутствовали. И мы садились на пол. Это проходило в фойе, просто в театральном фойе, ночью. Начиналось это где-то после 11-ти, иногда даже 12-ти ночи. И вот там я впервые живьем услышала Клавдию Ивановну Шульженко, которая была там на гастролях и пришла, и давала нам такой концерт. Я сидела буквально перед ней на полу, буквально у ее ног, близко. Она стояла у рояля, потому что, ну, артисты занимали хорошие места, а мы садились на пол и слушали. И вот из всех ее тогда песен на меня больше всего произвела впечатление «Руки». Ну, потому что это была не просто… Это был, ну, моноспектакль, можно сказать.

М.КУНИЦЫН: Пластинка уже на проигрывателе. И как объявляла сама Шульженко, всем вам знакомый лирический романс «Руки».

(звучит романс «Руки» в исполнении Клавдии Шульженко)

М.КУНИЦЫН: В эфире – программа «Винил», у нас в гостях Калерия Кислова, режиссер телевидения. С ней мы отправились в путешествие из Сибири в Москву. И, вот, мы, наконец-то, оказались в Москве. Калерия отправилась в длинную… Я расскажу, можно? Вот, я знаю этот секрет.

К.КИСЛОВА: Да, да, Миш, конечно.

М.КУНИЦЫН: ...отправилась в долгую командировку в 1961 году.

К.КИСЛОВА: Нет. Но до этого я закончила ГИТИС еще в Москве. Я, так сказать, получила, все-таки, высшее образование, театральное все равно получила.

М.КУНИЦЫН: Но тем не менее, свое призвание и судьбу нашла на телевидении.

К.КИСЛОВА: Да.

М.КУНИЦЫН: И в 1961 году приехала… Сначала начала работать на Новосибирском телевидении, и с неделей Новосибирска приехала в Москву в 1961 году, в командировку. И в этой командировке осталась по сей день.

И уже работая в молодежной редакции, на Центральном телевидении, я так понимаю, что довелось встретиться с Клавдией Ивановной Шульженко уже в жизни.

К.КИСЛОВА: Да. И это произошло так. Я как режиссер вела трансляцию съезда комсомола. Не помню, это были 60-е годы, но конец 60-х годов. Я вела трансляцию съезда, и после съезда был концерт, который почему-то вели не музыкальная редакция наша, а вели мы же. И было поручено мне. И перед самым концертом, перед началом я стояла в транспункте, который был тогда во Дворце съездов около пульта и так, даже спиной почувствовала какое-то движение сзади где-то. Я повернулась, и вижу, что через аппаратную техническую идет какая-то странная такая группа. Во главе нее красивая, большая, высокая женщина в голубом, в каком-то развевающемся таком наряде и они прямо входят ко мне. И тут произошла такая заминка, потому что она смотрела на меня удивленно, я на нее. Она посмотрела на меня… Потому что я стояла перед ней маленькая, у меня рост небольшой, худенькая…

М.КУНИЦЫН: Не впечатлилась Клавдия Ивановна. Ей казалось, что режиссер телевидения должен быть другой.

К.КИСЛОВА: Да, она так посмотрела, говорит «Милочка, это что? Вы будете вести трансляцию концерта?» Я говорю «Да, я, Клавдия Ивановна». Она: «Значит, у меня такая просьба. Меня крупно не показывать. Самый крупный план должен быть вот такой» и показала мне на себе значительно ниже пояса, так скажем, такой, очень средний план. А я имела наглость возразить ей, сказала «Клавдия Ивановна, вы прекрасно выглядите и на крупном плане будет хорошо». Она говорит «Деточка, когда вы доживете до моего возраста, вы поймете», повернулась и ушла, оставив за собой шлейф запахов.

М.КУНИЦЫН: Французские духи «Мицуко» были у нее любимые.

К.КИСЛОВА: Да. И, значит, это была вторая встреча. Но была еще и третья встреча, которая еще через десяток лет произошла. Но это было где-то уже на стыке 70-х и 80-х годов, то ли 1979-й, то ли 1981-й. Я уже была в это время главным режиссером главной редакции информации, то есть программы «Время», я уже была лауреатом Государственной премии, что тоже давало мне какой-то уже вес. Я так, уже была серьезным человеком. И как-то позвонила моя приятельница, жена композитора Валентина Левашова. Она лежала в Кремлевке, в кремлевской больнице и попросила меня приехать к ней, навестить ее. И я поехала. Я приехала к ней туда, пришла в палату, нам тут же принесли… Она лежала одна, естественно, в хороших очень условиях. Нам принесли тут же чай с пирожными, мы сели с ней, пьем чай. И вдруг так, с шумом открывается дверь и входит Клавдия Ивановна Шульженко. Она уже была тут в розовом пеньюаре, на голове у нее розовая чалма и она говорит «Так, вы что сидите в комнате? Такая погода. Надо пользоваться. Ну-ка, гулять». И мы беспрекословно встали, оставив все чаи, и пошли за ней гулять в парк. Мы гуляли в парке, она была очень оживлена, она была веселая такая и всё. И потом вдруг какой-то слом произошел, и вдруг она погрустнела как-то и стала говорить о своем сыне. Я не знаю, что было у нее с сыном, но у нее в голосе было столько…

М.КУНИЦЫН: Она очень любила просто своего сына, и всегда беспокоилась о нем.

К.КИСЛОВА: И ты знаешь, у нее даже промелькнула такая мысль, фраза. Когда она говорила о нем, она говорила «Я очень боюсь, как он останется без меня. Вот, я уйду, а он останется и будет… Как он будет жить без меня?» Что-то ее беспокоило. То ли он женился, то ли он собирался жениться. Вот, это была третья такая встреча с Клавдией Ивановной. Как 3 вальса у меня 3 встречи с ней прошли, так сказать, через всю мою жизнь.

М.КУНИЦЫН: Но мы сейчас от Клавдии Ивановны перейдем к другому замечательному исполнителю, тоже чьи пластинки Калерия очень любила и любит до сих пор – это Муслим Магомаев.

К.КИСЛОВА: Я тоже была с ним знакома и знала его. И, конечно, без него наше время как-то нельзя представить себе.

М.КУНИЦЫН: Муслим Магомаев.

(звучит песня «Сердце на снегу» в исполнении Муслима Магомаева)

М.КУНИЦЫН: В эфире – программа «Винил». Мы слушаем с Калерией Кисловой, с нашей сегодняшней гостьей пластинки. Кстати, в этой вещи, которую сейчас исполнял Магомаев, очень тоже много, на мой взгляд, цыганского, такого выхода.

К.КИСЛОВА: Да, есть немного.

М.КУНИЦЫН: Но я хочу, чтобы сейчас вы рассказали про еще одну встречу.

К.КИСЛОВА: Да, я вот как раз к ней и хотела перейти. Я знаю, что ты имеешь в виду. Мне просто хочется еще про одного человека, который, как бы, с пластинки шагнул в мою жизнь. Слегка. Пусть одним крылом задел. Не важно. 1980-й год. Я готовлюсь к ведению открытия и закрытия Олимпийских игр. И летом, в начале июня я лечу в Грецию, в Афины на репетицию зажжения Олимпийского огня. И когда я прилетела туда (ну, зажжение было в Олимпии, куда мы летали на вертолете) просто когда я ходила по городу Афины, я увидела кругом афиши большие такие просто, щиты с портретами Джо Дассена, которого я тоже очень любила как певца, любила слушать его пластинки. И, конечно, я никогда даже не надеялась увидеть, услышать его живьем. Ну, я попала на концерт. Но самое главное, я была на приеме, на котором среди гостей был Джо Дассен и даже была представлена ему как… Ну, я была единственным представителем от телевидения московского, а прием был посвящен будущим Олимпийским играм. И поэтому вот так произошло. И даже за столом мы сидели… У нас места были… Там же расписано всё, мы сидели напротив. И я, естественно, очень внимательно смотрела, мне хотелось запомнить все черты, какой он и что. И я помню, он… Он был один с переводчиком только, без жены. У него там все спрашивали, и он как раз рассказывал о том, что его на острове, на его острове в Средиземном море ждет жена с маленьким сыном, с маленьким Джо, как он сказал. И он летит… Что это последние гастроли в этом сезоне и он летит туда. А я смотрела и как-то… Очень хочется. Давай послушаем.

(звучит песня «Et si tu n’existais pas» в исполнении Джо Дассена)

К.КИСЛОВА: Да, замечательная-замечательная. И как-то, в общем, немножко взгрустнулось, потому что, ведь, эти последние, как он сказал, гастроли в этом сезоне оказались последними в его жизни, потому что он, закончив гастролировать в Греции, он полетел, действительно, на свой остров и там во время отдыха скончался от сердечного приступа.

М.КУНИЦЫН: Будучи совсем молодым человеком.

К.КИСЛОВА: Да, да.

М.КУНИЦЫН: Это был 1980-й год как раз.

К.КИСЛОВА: А ты знаешь, я когда вот так сидела за ужином, я смотрела на него и, вот, я обратила внимание, что у него на лице были такие крупные капли пота. Вот, они как крупная роса бывает на листьях, когда утром выходишь в сад. И я почему-то подумала, причем, вот, все лицо, особенно на висках и на лбу. А в зале было довольно прохладно, хорошо работала кондиция, не было жарко. И я так смотрела и думаю «Наверное, у него сердце больное». И надо же, вот через месяц, действительно, пришла к нам такая весть, о которой мы сообщали уже в программе «Время» в июле-месяце. Я не помню дату, но вот так произошло.

М.КУНИЦЫН: Но как раз вот эта поездка в Афины была связана с Олимпийскими играми.

К.КИСЛОВА: Да, да.

М.КУНИЦЫН: Это огромная веха в вашей жизни, работа на Олимпиаде. Есть много, на самом деле, телевизионных программ, в которых Калерия Венедиктовна рассказывала о том, как она работала, описывала подробно все эти детали увлекательнейшей, интересной работы. Есть, между прочим, документальный фильм, который называется «Мисс телевидения СССР». Это, кстати, ведь, Брежнев так окрестил, Мисс телевидения?

К.КИСЛОВА: Да, Леонид Ильич так меня назвал.

М.КУНИЦЫН: Да. И, по-моему, 6 всесильных мужчин.

К.КИСЛОВА: Так ему было легче.

М.КУНИЦЫН: Вот, перед тем, как поставить последнюю пластинку в сегодняшней программе, буквально несколько слов о том времени, о работе на Олимпиаде.

К.КИСЛОВА: Ну, понимаешь, ведь, к Олимпиаде, в общем… Олимпиадой я жила, так сказать, целый год, даже больше года. Я работала вместе с оператором Сергеем Журавлевым, все время была при Дунаеве, постановщике торжественного открытия и закрытия. И это была очень интересная работа, необыкновенно. И я считаю, что это, наверное, самая главная вот такая моя работа, если говорить о моем творческом пути.

М.КУНИЦЫН: Вот тот знаменитый план, когда на закрытии улетает Мишка и течет слеза, катится по этому панно. Этот план, по-моему, стал хрестоматийным и ассоциируется не только с Олимпиадой, но и с целой эпохой.

К.КИСЛОВА: Понимаешь, мне приятно, что… Ну, я работала, естественно, не одна. Там на открытии было 11 ПТС, на закрытии было 6 ПТС. Ну, это 6 передвижных телевизионных станций, у каждой станции по 6 камер. Вот, представляешь, сколько камер было только на Большой спортивной арене? И это было, действительно, незабываемое время. И когда кончилось, когда улетел этот Мишка, когда погасли последние огни фейерверка, которые были над Лужниками, вот, почувствовалась вообще такая опустошенность какая-то, вот, как будто я потеряла часть жизни просто. Потому что мы вели ее вместе с моей, так сказать, постоянной партнершей, была ассистентом, потом стала вторым режиссером со мной Таня Петровская, и мы с ней вели эту трансляцию и, по-моему, обе плакали после трансляции. Открытие было…

М.КУНИЦЫН: Плакали вместе с вами тогда все.

К.КИСЛОВА: Да, плакали вместе, да.

М.КУНИЦЫН: Плакали и те, кто вели трансляцию, и те, кто смотрели эту трансляцию.

К.КИСЛОВА: Да.

М.КУНИЦЫН: И, ведь, на самом деле, вот сегодня, благодаря тому, что вы пришли в эту студию, принесли пластинки, часть, действительно, пластинок принадлежала Калерии Венедиктовне.

К.КИСЛОВА: Ну, часть. К сожалению, у меня многие не сохранились.

М.КУНИЦЫН: И мы совершили это большое путешествие, начав его в сибирском селе под пластинки с цыганской музыкой, и оказались в Москве на закрытии Олимпиады. И под конец программы я хочу поблагодарить за участие, за то, что вы рассказали, на самом деле, столько нам всего интересного, и поставить ту песню…

К.КИСЛОВА: Но я хочу, все-таки, перебить тебя и сказать, что с Ромэном я не рассталась всю жизнь. До сих пор. Ты-то знаешь это, потому что…

М.КУНИЦЫН: Это я знаю, правда.

К.КИСЛОВА: Да. Потому что в Ромэн я хожу до сих пор, это мой любимый театр и я там бываю систематически.

М.КУНИЦЫН: Одной из последних уже вещей в сегодняшней программе будет «До свидания, Москва, до свидания».

К.КИСЛОВА: Да.

(звучит песня «До свидания, Москва!»)

Героиня нашего репортажа родилась всего на день раньше английской королевы, и в ее руках тоже долгие годы находилась огромная империя - информационное телевидение СССР, а потом и России.

Главный режиссер, заслуженный деятель искусств Калерия Кислова была свидетелем и участником самых важных, интересных и драматичных событий, происходивших в стране. Это она показала всему миру «Олиипиаду-80», она единственная знала, что произойдет с олимпийским мишкой, она построила первый в истории телемост между Советским Союзом и Америкой. Она до трансляции знала, что будет говорить 31 декабря 1999 года первый президент России Борис Ельцин.

У нас в редакции ее очень любят. И Калерия Венедиктовна - реальный символ всего отечественного телевидения.

Она помнит время, когда кнопки были большим, камеры - неподъёмными, а все программы шли только в прямом эфире - запись изобрели не сразу. К этой скромной и до сих пор безупречно элегантной женщине прислушивались все генсеки и президенты. Михаил Горбачёв чувствовал себя уверенно перед телекамерой, только если под объективом сидела она.

«Он говорил: я не могу в эту стекляшку смотреть, садись под камеру!» - рассказывает телевизионный режиссёр, заслуженный деятель искусств РФ Калерия Кислова.

«Она умела очень тонко, ненавязчиво и как-то незаметно помочь ему, чтобы он знал точно, кому он говорит», - отмечает диктор Центрального телевидения СССР Игорь Кириллов.

А Леонид Брежнев с лёгкой руки Гейдара Алиева называл её «Мисс телевидение» и при встрече расплывался в улыбке.

«Ой, миссис, мисс. Как-то у него смешно там получалось. И обязательно обнимался», - рассказывает Калерия Кислова.

Калерия Кислова для всех, кто связан с телевидением, - человек-легенда. Почти 30 лет главный режиссёр главной программы страны. Все парады и демонстрации, партсъезды и поездки первых лиц страна видела её глазами. Телеведущая Татьяна Миткова пришла на ТВ её помощником.

«Кто-то сидит за пультом, кто-то давит на кнопки, двигает микшера, а Калерия как дирижёр стоит в аппаратной и командует оркестром своим - сейчас эта камера, сейчас эта камера, звук потише, звук погромче», - рассказывает телеведущая, заместитель генерального директора НТВ Татьяна Миткова.

Полвека назад она первой вошла в здание телецентра «Останкино». В день переезда с Шаболовки её попросили быть вместо кошки. Она же лично проверяла путь Брежнева до трибуны.

«Всё же устилали коврами везде, и ковры эти встык. А если он упадёт у меня в кадре?» - говорит Калерия Кислова.

А речь Леонида Ильича Кислова нередко исправляла буквально по словам.

«Вместо «социализма» скажет «капитализм»! Мы из другого совершенно его выступления искали, где он сказал нужное нам слово», - вспоминает Калерия Кислова.

Она вела трансляцию похорон генерального секретаря, после которой по стране поползли слухи, что гроб будто бы с грохотом уронили в могилу.

«Вблизи не было ни одного включённого микрофона! Это был залп из нескольких орудий, совпало так, что когда его опускали», - говорит Калерия Кислова.

Немощного генсека Черненко ей пришлось снимать прямо в больничной палате, которую на время съёмки репортажа превратили в избирательный участок.

«Там поставили урну, украсили всё, как надо. Всё равно, конечно, было видно, что человек очень сильно болен, он опустил бюллетень, посмотрел, и всё», - рассказывает Калерия Кислова.

Она снимала отречение Горбачёва от власти. А уже на следующий день записывала Ельцина. Она первая прочтёт на экране телесуфлёра знаменитые слова «Я ухожу». И первый российский президент в последний раз посмотрит на неё с абсолютным доверием.

«Единственный, кому он позволял поправлять себя, пересаживать, правильно ставить свет, это была она», - рассказывает ведущая программы «Время» Екатерина Андреева.

Но главная работа её жизни – «Олимпиада-80». И знаменитые кадры XX века - улетающий мишка.

«Я единственная на телевидении в то время знала, что он улетит, я была к этому готова! Я даже поставила дополнительную ПТС двухкамерную на Ленинские горы», - вспоминает Калерия Кислова.

Когда весь мир рыдал, ей одной было не до слёз. Ведь контролировать пришлось сразу 50 телевизионных камер.

«Обязательно показать реакцию зрителей. Из того огромного количества, которое давали мне все камеры, я выбирала, на мой взгляд, какие-то самые эмоциональные моменты», - говорит Калерия Кислова.

Её судьба похожа на сказку. Девочка из сибирского села всегда мечтала оказаться в Кремле. И по любви к телевидению бросила театр, главные роли, и долгие годы была кремлёвским режиссёром. Она и сегодня не может жить без работы. И ровно в 21 час для всех, кто делает программу «Время», её фирменная команда, словно гагаринское «Поехали!» - «Программа пошла!»

Легендарные режиссеры бывают иногда и у телепрограмм. С середины 1970-х годов всех руководителей нашей страны снимала только Калерия Кислова, главный режиссер программы «Время». Кислова заставила подпилить трибуну, чтобы Брежневу было на ней удобно. Она прятала камеру в икебане, чтобы на встрече руководителей стран — членов СЭВ крупным планом снять лицо Горбачева. Не подозревая о причине вызова, неслась в Кремль 31 декабря 1999 года переснимать новогоднее обращение Ельцина — и записала его знаменитую речь: «Я устал, я ухожу».

— Думала ли я, живя в сибирской деревне, от которой до ближайшей железнодорожной станции зимой надо было ехать двое суток, что стану жить в Москве и ходить в Кремль как к себе домой?.. Конечно, думала! Маленькой я обожала разглядывать картинки в журналах, что выписывала мама. Однажды пришел «Огонек», на обложке которого была девочка в темно-синем платье с кружевным воротничком. Дед Мороз протягивал ей диковинный фрукт, который я ни разу не ела и даже не трогала, — виноград. И все это на фоне сияющего огнями дворца! Что это за дворец, было ясно из подписи: «На елке в Колонном зале Дома союзов в Москве». Я вырезала этот рисунок, приклеила на картонку, поставила на стол и любовалась каждый день, думая, что когда-то и я буду жить в прекрасной Москве. А в 10 лет, когда к нам в деревню приехал передвижной колхозно-совхозный театр со спектаклем «Слава» по пьесе Виктора Гусева , дедушки нашего футбольного комментатора, я сказала себе, что буду артисткой. И стала ей — окончила театральную студию в Новосибирске, а потом и московский ГИТИС. Только первый муж, Геннадий, был далек от театра — он работал в органах госбезопасности, и ему не нравилось, что я играю на сцене. Когда его перевели в Германию, он уговорил поехать с ним в Берлин, но через полтора года беззаботной, веселой жизни поняла, что невыносимо хочу работать и очень — домой.

В родном Новосибирске, где к тому времени жила моя семья, знакомый режиссер сказал, что его назначили главным на только что открывшуюся студию телевидения, и предложил мне попробовать себя в роли ассистента. Я зашла в аппаратную, увидела огромное количество мониторов — фантастика! Очень захотелось в этом романе из будущего остаться. Взяв большой лист ватмана, я нарисовала, где кнопки, где микшеры, где спецэффекты, и дома по ночам тренировалась, сама себе командовала и нажимала на нарисованные кнопки. А через год поехала в командировку в Москву на День Новосибирска — тогда выходные часто посвящали разным городам. Поскольку на ассистентах сэкономили, со всеми передачами и со спектаклем я летела одна…

Я перешагнула порог Шаболовки 30 января 1961 года. Это была сказка! Я в Москве, я привезла с собой целый самолет… И весь день носилась из студии в студию, из аппаратной в аппаратную и вела эфир. Главный редактор молодежной редакции Валентина Ивановна Федотова сразу спросила: «Сколько тебе нужно ассистентов?» — «Нисколько». — «Как?! У меня целая армия приготовлена!» — «А брать их нет смысла: ваши помощники ничего не успеют узнать — только толкаться будем». И в День Новосибирска на Центральном телевидении я никуда не отлучалась, ходила по кругу по аппаратным. Валентина Ивановна была на телевидении человеком новым — она пришла из ЦК комсомола, — и я ее просто сразила! Она меня оставила в Москве. Проработала я в молодежной редакции больше 10 лет. Через три месяца после моего приезда Гагарин полетел в космос, и, когда его здесь встречали, я уже работала на одной из ПТС, передвижных телевизионных станций, хотя была не в штате. Просто не хватало людей, которые не теряются в прямом эфире.

ЧЕМ МЕНЬШЕ ЖЕНЩИНУ МЫ ЛЮБИМ…

— Еще когда я работала в «молодежке», меня стали приглашать на трансляции с Красной площади — парады, демонстрации, на 1 Мая, на 7 Ноября, на 9 Мая, на съезды. А потом в редакцию информации пришел новый главный редактор Юрий Александрович Летунов , который стал меня уговаривать перейти к ним совсем. Но я-то к «молодежке» прикипела, у меня все чудесно складывалось. Летунов меня полтора года уговаривал, где только ни встречал. А потом перестал. «Привет». — «Привет». И тишина. И так целый месяц. Меня это задело! А как-то зимой пришла на работу уже под вечер, замученная: весь день пробегала, устраивая сына Мишу в детский сад, — я же не только работать успевала, но и развелась с Геной, вышла замуж второй раз и родила ребенка… Так вот, пока я бегала со справками, меня, оказывается, целый день искали: Летунов вызвал. Я к нему в кабинет захожу, а он снова говорит: «Лерка, ты мне до зарезу нужна!!!» Я ему сразу: «Юрий Александрович, согласна». Он оторопел. Сказал никуда не выходить, садиться и писать заявление — боялся, что передумаю.

Наша редакция делала программу «Время» и «Новости», которые все шли живьем, когда в других редакциях все уже на пленке сдавали. Этот драйв и нерв прямого эфира — ты в него с головой ныряешь, ты в нем растворяешься без остатка… Конечно, принял меня коллектив неоднозначно — уж больно много мне, новенькой, было доверия. На программе «Время» Летунов моментально начал отправлять меня на записи и трансляции в Кремль, вести съезды. После того как меня назначили главным режиссером программы «Время», я получила за нее Государственную премию и стала работать с Леонидом Ильичем Брежневым .

ТРИБУНА НЕ ПО РАЗМЕРУ

— В принципе, я никогда не лезу туда, куда меня не зовут, ни к кому не набиваюсь в друзья. Но ко мне очень хорошо относились все начальники «Девятки» — Девятого управления КГБ, и у меня всегда было преимущество перед всеми.

В Минске Леониду Ильичу предстояло выступать за отличной трибуной с гербом. Но сделали эту трибуну под Машерова . Петр Миронович Машеров, первый секретарь ЦК компартии Белоруссии, был ростом 1 м 84 см, а Леонид Ильич был почти на 10 см ниже! Приехавший со мной оператор Борис Кипарисов был ростом как Брежнев. Когда мы смотрели зал и камеры расставляли, он сказал, поднявшись на трибуну: «Читать тут неудобно, облокотиться нельзя — неудобная трибуна, высокая». Я решила, что нужно ее подпилить. Мне ответили: «Ни в коем случае! Мы поставим ступеньки». — «Какие ступеньки?! Леонид Ильич может споткнуться!» Тут мне и пригодилась помощь коллеги из Девятого управления — трибуну укоротили. Я всегда заботилась о Леониде Ильиче… Носила туфли на высоких каблуках, и, куда бы мы ни приезжали, проходила весь путь, который предстояло пройти Брежневу, тщательно шаркая туфлями, — проверяла, нет ли на ковровых дорожках складок., чтобы нельзя было зацепиться ногой. Другие режиссеры говорили: «Это не наше дело — как постелили, так и постелили!» Но ведь наши трансляции принимал весь мир, и, если бы Брежнев, не дай Бог, упал, это бы все показали непременно!

МИСС ТЕЛЕВИДЕНИЕ
— Тогда было нерушимое правило: к Леониду Ильичу или к кому-то из других первых лиц государства приезжал только Дед — председатель Гостелерадио Сергей Георгиевич Лапин . И оператор, поскольку он при камере стоит. Режиссеры сидели в ПТС и близко вождей не видели, а ставили камеры в кабинете, когда там никого не было. Лично с Леонидом Ильичем я познакомилась только в 1978 году в Баку. В том году я взяла отпуск с 1 сентября, чтобы походить в первый класс с сыном. Возвращаюсь из школы с торжественной линейки — звонит телефон. Заместитель главного Дмитрий Андреевич Голованов говорит: «Лера, я знаю, что у тебя отпуск, но надо с хозяином (никогда по телефону не называли фамилий) съездить в Баку. Всего на три дня». И я 2 сентября вылетела в Азербайджан. Там сначала не очень хорошо восприняли, что приехал московский режиссер вести трансляцию из местного Дворца съездов. Гейдар Алиев , который тогда был первым секретарем ЦК компартии Азербайджана, сказал: «Что, у нас своих нет?» Ночью он собрал всех, кто имел отношение к подготовке мероприятия, во Дворце съездов. Вошли в зал, я смотрю: все в темных костюмах, темных галстуках, только рубашки белые. Все темноволосые и все мужчины. Одна я в белом пиджаке — и вообще женщина. Только сели, через три минуты появился Гейдар Алиевич со своей свитой. И сразу ко мне — благо, меня легко вычислить. Поздоровался и говорит: «Вы у нас камеры переставили. Зачем?» Даже расстановку камер знал — вот в какие тонкости вникал! Я ему: «Гейдар Алиевич, переставленная камера будет работать на Леонида Ильича во время выступления. Его нужно показывать немножко в ракурсе, а не прямо». — «Тогда другое дело». Леонид Ильич заболел, и нас задержали в Баку на неопределенное время. Вместо 3 сентября он прилетел 24-го или 25-го. Как у меня командировка в Москву растянулась на всю жизнь, так и эта превратилась из трех дней в тридцать.

В день прилета Брежнева был неофициальный обед в резиденции, и меня на него пригласили, хотя вообще-то было не принято. Политобозревателя еще могли позвать на прием, но чтобы режиссера, редактора или оператора… Алиев такой шаг первым сделал. Когда я пришла, все приглашенные уже стояли. Я сказала: «Здравствуйте» — и встала между ними. С одной стороны выстроились москвичи, с другой — бакинцы, а я посередине. Приехали Брежнев с Алиевым, и Гейдар Алиевич начал всех своих представлять. Дошел до меня и засмеялся: «А это мисс телевидение». И Леонид Ильич подумал, что я председатель местного телевидения.

Следующая встреча с Брежневым состоялась в Алма-Ате. И там решили, что раз в Баку мне оказывали такой почет, значит, это положено. Меня поселили в резиденции, где из журналистов никто не жил. И тут Леонид Ильич меня увидел и узнал. Очень удивился. Ему показалось, что меня из Баку привезли. Я говорю: «Леонид Ильич, да я же ваша!» Сказала, что я главный режиссер программы «Время», а он обрадовался: «Так это вы Кислова? Когда подписывал бумаги на Госпремию, представлял вас грозной, серьезной дамой…» А я всегда выглядела не грозно и не монументально. И с тех пор Брежнев стал меня звать мисс телевидение и общаться со мной. Это мне было не очень на руку. Если бы Лапин узнал, что я напрямую общаюсь с генсеком, он бы это не одобрил и быстренько заменил бы кем-нибудь. Вот почему у меня нет с Леонидом Ильичем фотографий. Когда он изредка приезжал записывать выступления в «Останкино», все после этого с ним фотографировались, а я, наоборот, не выходила из аппаратной, чтобы он, не дай Бог, не заговорил со мной при Лапине как со старой знакомой.

ТАШКЕНТСКАЯ ДИВЕРСИЯ

— Когда в конце марта 1982 года Брежнев приехал в Ташкент, там ему, кроме запланированных поездок в лимонарий и на тракторный завод, решили устроить встречу с рабочими авиационного завода. Как всегда, спецслужба мне помогала — я договорилась, чтобы меня с оператором посадили в их машину. Другие журналисты едут в автобусе, а я с оператором в автомобиле, который идет перед кортежем. Вдруг полковнику Смирнову сказали по рации повернуть на авиационный завод. Он удивился: «Надо же, мы его не зачищали». Не проверяли то есть. Кортеж подъехал к огромному сборочному цеху, где стоял самолет. Наверху был легкий передвижной мостик, который, наверное, нужен, чтобы что-то на самолете сверху прикручивать. Когда мы вошли, мостик был закреплен близко от входа — на нем столпились рабочие, которые хотели поприветствовать Леонида Ильича. Но мостик не был рассчитан на такое количество народа и проломился. По закону подлости Брежнев стоял как раз под ним, и люди посыпались прямо на Леонида Ильича! Его своими телами успели прикрыть охранники — но все-таки Брежневу сломали ключицу. На чьем-то пальто его вынесли из цеха. Никаких журналистов, кроме нас, не было — всех отправили в город, но наши камеры были включены и сняли трагедию. В жутком настроении мы добрались до студии телевидения. Я вхожу к председателю местного Гостелерадио Бурханову , а у него такие глаза! Спрашивает: «Что произошло?! Вам звонили из резиденции». Но тут снова позвонили. Зав. отделом международной информации ЦК КПСС Леонид Митрофанович Замятин сказал: «Калерия, я видел, что вы снимали. Я тебе поручаю лично привезти пленку в Москву и отдать мне в руки. Отвечаешь головой». Я говорю: «Хорошо, отдам лично в руки, отвечаю за это головой». А пленки были не на кассетах, а на здоровых бобинах. Думаю: куда же мне ее спрятать в гостинице? Бурханов предложил: «Давайте мы положим ее в мой сейф». Знала бы, где упаду, соломки бы подстелила… Мы поставили рулон в сейф, закрыли его и опечатали. Мне бы надо было ключ взять, но я же деликатный человек — я бы таким образом выказала хозяину недоверие. И он убрал ключ к себе в стол.

Вечером мы поехали с оператором расставлять камеры, а вернувшись в гостиницу, я сразу пошла отдыхать. На следующий день я отправилась на телевидение, чтобы забрать пленку. Бурханов удивляется: «Так ее нет, забрали». Я спрашиваю: «А кто? Вы же слышали, Замятин сказал, что я за нее отвечаю головой». Наверное, это сделал кто-то из местных органов, рассудив, что нет доказательств — нет и инцидента. Не знаю… Но тогда я бросилась к «вертушке» звонить председателю местной службы госбезопасности — у меня все телефоны были в памяти. Дежурный отвечает, что Левон Николаевич Мелкумов на даче. Звоню на дачу. Мне отвечают, что генерал отдыхает. Говорю: «Разбудите». Не могут. Куда бы я ни звонила — все как растворились. А у меня уже самолет. Прилетела ночью с пустыми руками и сразу понеслась в «Останкино» звонить по «вертушке». Там меня наш главный редактор ждал. «Ты какую-то пленку должна была привезти?» — «Да, но я ее не привезла». — «Звони Деду, он все время про тебя спрашивает». Позвонила Деду на дачу, сказала, что пленку у меня украли. Он сразу трубку бросил. Сижу как оплеванная. Поехала потом домой — конечно, не спала всю ночь, утром пришла на летучку. И смотрю: вокруг меня вакуум, иду — и никто не здоровается. Летучку ведет главный редактор. Про нашу работу ни слова, как будто визита в Ташкент не было. Дверь тихонечко открывается, заглядывает секретарша Мамедова , первого заместителя Лапина по телевидению. Она меня поманила пальцем: «Лерочка, к вам приехали два генерала, пойдемте к нам». Мамедов даже ушел из кабинета, сказав, что не может присутствовать при этом избиении.

Я вхожу, там действительно два генерала — Сторожев и Цинев , первый заместитель Андропова . Они встали, поздоровались со мной за руку. И я им подробно-подробно все рассказала. Они спрашивают: «Как вы думаете, это было подстроено заранее?» — «Думаю, это было просто любопытство, все бросились смотреть на Брежнева. Если бы там были наши службы, если бы произошла зачистка, то никого бы не пустили на этот мостик». Потом меня вызывали на Лубянку более низкие чины, а после я была у Андропова.

После разговора с Андроповым с меня сняли опалу. И все меня опять стали узнавать, здороваться и улыбаться.

НОЧЬ В КОЛОННОМ ЗАЛЕ
— Поскольку раньше мобильных не было, связь была только по обычным телефонам. Я не имела права куда-то уйти или уехать, не оставив своего номера. Если шла в гости, обязательно оставляла его дежурному, который сидел у нас на «вертушке», и мне часто звонили, присылали машину и увозили. Вот и 10 ноября 1982 года мы всей семьей поздравляли моего свекра Николая Васильевича с днем рождения. И мне туда позвонили, но не сказали, что умер Брежнев. До этого я его видела 7 ноября, он слабый был, но тем не менее простоял весь парад, потом был на приеме в Кремле…

Домашние уже привыкли к моим внезапным исчезновениям, я вообще всегда жила своей жизнью. И сейчас у нас с сыном и мужем у всех по комнате, а не как у нормальных людей — спальня, гостиная… Я живу сама по себе, и так было всегда… Но вернемся в то 10 ноября.

Я вышла из дома, у подъезда стоит машина — села и поехала. Знаю, что вопросов не стоит задавать, привезут куда надо. В начале двенадцатого подъезжаем к Колонному залу, он не светится. В фойе вроде темно, но дверь открыта. Поднимаюсь на второй этаж. Колонный зал абсолютно пустой — нет рядов кресел, даже стула ни одного нет! Как будто подготовили танцпол. Задаю в пустоту вопрос: «Есть кто?» Никто не отзывается. Вышла в фойе. Села на банкетку. Сижу. Тишина. Гляжу в окно: фонари начинают гаснуть. Час ночи, второй… Думаю: что если уже метро работать не будет — кто меня увезет? а если не приедут, что делать? Сижу и жду. И вот после двух часов ночи хлопнула дверь, и слышу на лестнице мужские голоса. Я сразу встала, смотрю: впереди идет Сторожев — начальник Девятого управления, а за ним много народу, в том числе даже академик Евгений Чазов . Идут в пальто — никто не раздевается. Сторожев первый подходит ко мне: «Ну, здравствуй! Скажи, что ты тут будешь ставить?» Я спрашиваю: «Юрий Васильевич, а что будет?» И тут у меня за спиной кто-то из ребят из личной охраны Брежнева говорит: «Хозяин умер». Мы вошли в пустой зал, мне показали, где будет постамент, почетный караул с двух сторон. Люди станут входить по лестнице, а через другую дверь выходить. Я сказала: «Мне обязательно нужна верхняя точка — камеру поставить на балкон». Мы на ощупь поднялись по темной лестнице на балкон, я выбрала место и махнула вниз рукой: «Здесь будет камера». Сторожев попросил пораньше утром прислать ему план: сколько камер, где будут. «Только никому не поручай, — говорит, — сама нарисуй и пришли мне через Первое отделение». Приехала домой часа в четыре утра, тихонечко к себе прошла и спать легла. Надо было ни свет ни заря встать, чтобы в девять утра прийти в Первое отделение с нарисованным планом.

НОВЫЙ РИТУАЛ ДЛЯ АНДРОПОВА

— Став руководителем страны, Андропов поначалу телевидение вообще не приглашал: не хотел часто мелькать на экране. Да и когда нас стали звать, снимать его было очень тяжело. Вот Леонид Ильич любил сам встречать гостей на аэродроме. Он ехал во Внуково-2, шел по полю, ждал около трапа. Для больного Андропова придумали другой ритуал: во внутреннем дворике Кремля поднимали на высоких флагштоках два флага. Андропов сидел на стуле — этого мы, естественно, не показывали. Когда мотоциклисты въезжали в Боровицкие ворота, ему помогали встать, а стул убирали… Переговоры снимали очень коротко и Андропова показывали крайне мало.

4 или 5 мая 1983 года он вручал орден Дружбы народов руководителю ГДР Эриху Хонеккеру . С нами заранее не посоветовались, ничего не придумали, но решили, что раз Юрий Владимирович себя плохо чувствует, это будет происходить не в Георгиевском зале, а в Красной гостиной Большого Кремлевского дворца. Бывшая спальня Екатерины II вся оформлена в красных тонах, и подумали, что на этом фоне будет менее заметной его слабость. Но камерам в этой маленькой гостиной было не развернуться, а народу набилось много — японцы, американцы, немцы… У Андропова были очень сильные очки, он близко держал бумагу. Ему нужно было облокотиться, а столик поставили низкий — Андропов левой рукой опирается на стол, а правой держит текст, и бумага в руке дрожит. Хоть на общем, хоть на крупном плане — везде видно. Подрезать текст невозможно — он его почти вплотную к лицу поднес. На меня орут из «Останкино»: дай другой план! А какой другой план? На другом плане все то же! Закрыть перебивками все его выступление я не могу. Потом мы узнали, что ради этого награждения его, несчастного, отключили от искусственной почки… И опять было разбирательство с людьми из органов и из ЦК: мы им доказывали, что в тех условиях Андропова нельзя было снять лучше. А вскоре мы снимали его похороны…

ТЕЛОХРАНИТЕЛЬНИЦА ГОРБАЧЕВА

— Как мы радовались, когда пришел Михаил Сергеевич! Молодой, энер¬гичный, бодро ходит, говорит без бумажки… Я с ним познакомилась, когда он летал в Тюмень встречаться с руководством области. Причем это было не запланированное знакомство. Горбачев должен был выступать в конференц-зале обкома партии. ПТС в Тюмень пришла из Челябинска, потому что своей у них не было, причем ПТС была без операторов. К камерам поставила своих кинооператоров, не приученных к коллективной работе. Стала объяснять им план действий, и тут ребята из охраны говорят, что Горбачев уже подъехал: я их просила предупредить, чтобы до ПТС успеть добежать — конференц-зал на втором этаже, а ПТС на первом. Мчусь в сторону лестницы, вдруг выясняется, что Горбачев с тюменским руководством уже поднимаются. Бежать навстречу генсеку нельзя, и я спрашиваю: «Куда спрятаться?» Мне говорят: «Они от лестницы пойдут налево: пальто снять в кабинете секретаря обкома — значит, беги в другую сторону и стой за колонной». Там был длинный коридор с полуколоннами. Стою за колонной в пиджаке, а на лацкане значок лауреата Государственной премии — он очень помогал устанавливать отношения с начальством на местах, с охраной. И вдруг слышу голос Михаила Сергеевича: «Нам куда — направо, налево? Пойдемте сразу в президиум — там есть где раздеться?» И они идут на меня. А я стою по стойке смирно. Михаил Сергеевич увидел вжавшуюся в стену женщину со значком лауреата Госпремии на лацкане пиджака — поворачивается к секретарю: «Что это у тебя такие женщины за колонны прячутся?» А у него начальником Девятого управления был генерал Юрий Сергеевич Плеханов , который пришел еще при Андропове. И генерал докладывает: «Михаил Сергеевич, это наша». Горбачев удивленно на него взглянул и говорит: «Ну, Юрий Сергеевич, ты даешь!» Он понял под словом «наша» совсем другое. Решил, что костюм и значок — это камуфляж: Юрий Сергеевич набрал охрану из женщин, как у Муамара Каддафи !

В Лондоне Горбачеву понравилось, что лица его и Маргарет Тэтчер показывали крупным планом и прямо. Меня-то начальники, наоборот, предупреждали: так ни в коем случае нельзя — из-за родимого пятна. И вдруг он сам это предлагает: «Пятно пусть тебя не смущает — я его не стесняюсь». Из-за любви к Горби мне даже в ООН разрешили переставить камеры по его вкусу. И с тех пор там так и осталось мое расположение камер. На встрече руководителей стран — членов СЭВ, чтобы снять его крупно, как он любит, пришлось прятать камеру в огромную икебану. Тогда столы поставили кругом, а в центре возвышалась двухметровая композиция из цветов. Оптика в 1980-е была не настолько хороша, как сейчас, а стол сделали огромнейший. Посадить в икебану оператора я, к сожалению, не могла — мы поставили туда маленькую камеру. Настроили ее на место, где предстояло сидеть Михаилу Сергеевичу, сделали на полу меточки для ножек стула. Горбачев сел на нужное место, стул поправили по меточкам — и тут официанты принесли бутылочки с водой и поставили перед ним фужер, закрыв пол-лица. Чтобы убрать его, пришлось подключить руководителя Девятого управления — а я, пока проводилась операция по спасению крупного плана, снимала глав других государств.

С ЕЛЬЦИНЫМ НА ЗАВАЛИНКЕ

— С Ельциным я познакомилась в 1986 году, когда он был первым секретарем Московского городского комитета партии. И тоже неформально. Михаил Сергеевич ездил на военный завод в Зеленоград, а мы опоздали — и нас не пустили снимать в цех. Был очень жаркий июльский день, а я в колготках и на каблуках, хорошо хоть без пиджака. Вышла во двор, села на единственную лавочку. Смотрю: из здания выходит Ельцин с каким-то мужчиной. Ему тоже жарко, он пиджак расстегнул, газетой обмахивается и предлагает собеседнику: «Давай на скамейке посидим, здесь хоть тень». Подходят, он спрашивает: «Можно с вами посидеть?» Я ему: «Конечно, Борис Николаевич». Он интересуется: «А вы что не там?» — «Не пустили». — «Журналистка, что ли?» Отвечаю, что можно и так считать, но вообще я главный режиссер программы «Время». И сама спрашиваю: «А вы что не там?» Он говорит: «А я в толпе не люблю ходить». И мы с ним долго сидели, пока на обед не позвали.

Я работала с Михаилом Сергеевичем до самого конца. 25 декабря 1991 года он в прямом эфире объявил о своей отставке. Я его проводила за стол, показала, какая камера будет его показывать, и американцы сняли наш проход с ним — сейчас эти кадры кочуют из передачи в передачу. После этого я пошла к нему и попрощалась. И поскольку я еще оставалась главным режиссером, когда потребовалось ехать снимать Бориса Николаевича, я сказала Олегу Добродееву , который тогда был главным редактором ИТА «Останкино»: «Мне неловко, я только вчера записывала Михаила Сергеевича, а сегодня к нему приезжаю. Давай другой режиссер поработает?» Он согласился, поехала другая женщина. А на следующий день опять Добродеев звонит: «Лера, ты что, знакома с Ельциным? Он спрашивает, почему не приехала Кислова». — «Мы разговаривали один раз пять лет назад. За эти годы в его жизни было столько событий — поважнее встречи со мной. Неужели он меня помнит?!»

Приехали к Ельцину большой компанией. Помощник начал было меня представлять, но Борис Николаевич его прервал: «Да что вы мне про нее рассказываете! Мы с Калерией Кисловой еще в 1986 году в Зеленограде на завалинке сидели». Я чуть не рухнула! Говорю: «Борис Николаевич, вообще-то мы на лавочке сидели». А он улыбнулся: «На завалинке-то романтичнее!» Он меня обнял, чмокнул и пошел дальше со всеми здороваться. И все годы, что он был президентом, его записывала я.

Перед записью он с нами со всеми обязательно здоровался — со мной, с операторами, осветителями, с каким-нибудь рабочим, который кабель тащит. С каждым поговорит, а потом наша гримерша идет его припудрить. Сначала он возражал против грима и пудры: «Я же мужчина! Зачем меня пудрить?» Но я его уговорила, объяснила, что это для съемок крупных планов необходимо. Зато волосы у него всегда сами прекрасно лежали… После записи Борис Николаевич тоже никогда не уходил сразу. Постоит с нами, расспросит о том о сем. А если это было перед Новым годом, 8 Марта или Днем Победы, то обязательно после записи нам выносили шампанское, мы чокались и пили.

Я УСТАЛ, Я УХОЖУ

— 27 декабря 1999 года мы записали его новогоднее обращение. Вроде все было как обычно, только без шампанского и поздравлений в конце. Ельцин побеседовал с нами, посмотрел на елку, которую мы поставили у него в кабинете, и сказал: «Вы пока ее не разбирайте, оставьте все как есть. Думаю, вы ко мне еще приедете». Отвечаю: «Борис Николаевич, вы все хорошо сказали». Он: «Нет, знаете, я, наверное, сам текст напишу, и вы приедете еще раз». Мы подумали, что ему текст не понравился. Ну и уехали… Я смонтировала на следующий день поздравление и через фельдсвязь отправила ему кассету. Проходит 28 декабря, 29-е… 30-го днем я подумала: слава Богу, под Новый год можно отдохнуть. Но в седьмом часу вечера меня вызвал руководитель дирекции информации. Встретил со словами: «Завтра вам надо ехать в Кремль и в 10 утра переписать обращение». Я: «Да вы что, сейчас группу не собрать! У нас 31 декабря нерабочий день, люди могли уже уехать». Бросилась к себе в кабинет и начала обзванивать группу: меня предупредили, что люди обязательно должны быть те же самые. Чтобы сделать в 10 утра запись, нам надо было приехать в Кремль в шесть. К счастью, все сидели дома, хотя некоторые были уже в отпуске. Все приехали. Холодно, темно, мы стоим около Спасской башни. Пробило шесть часов, нас забирают. Поднимаемся наверх, на второй этаж, собираем камеру. Текста нет. Уж и камера давно собрана, а текста нет. Девять утра! В начале десятого Валентин Юмашев , который позже стал зятем Бориса Николаевича, вносит текст. Я бросилась к нему и взяла бумаги, даже не посмотрев. Побежала к Наташе, которая набирала текст для телесуфлера: «Срочно печатай!» Я беспокоюсь: надо успеть до десяти, потому что Борис Николаевич точен как часы. Место уже готово, свет поставлен. Подошла к креслу Ельцина проверить текст на телесуфлере и прочитала первую фразу: «Я ухожу…» Стою и думаю: в каком же состоянии он сейчас выйдет? Пришла его дочь Таня, она у него была помощником, и говорит: «Первый эфир в 12 дня. Калерия, только не растрогайте его!» Он появился, когда текст еще не был напечатан. Таня сказала: «Займите его!» Я давай вокруг него крутиться: Борис Николаевич, надо здесь складку поправить, а тут какой-то волосочек. Борис Николаевич все хорошо проговорил, но в одном месте слезу смахнул. Мы решили, что этот момент надо переписать, но в первый эфир в 12 часов дня пошло обращение со слезинкой.

Когда Борис Николаевич все записал, я подошла к нему поговорить. У меня есть фотография, сделанная в тот день, — на ней мы оба со слезами на глазах. Я понимала, что он устал, болен, но подумала: ну какой же он сильный — ушел сам, до срока… Ельцин сказал: «Не будем менять традиции. Где шампанское?» Тут же официант принес поднос, на котором стояли фужеры. Нам вручили цветы, мы поздравили друг друга, поцеловались, выпили шампанского, попрощались…

Когда я пришла на телевидение, для меня перестал существовать театр, когда я стала работать в редакции информации, для меня перестали существовать прочие редакции и вообще вся остальная жизнь. Муж, видя, как я влюбилась в эту работу, сказал: «Слушай, как долго ты занималась не своим делом!» С тех пор как я пришла на телевидение, особенно когда стала заниматься информацией, я уже себе не принадлежала в полном смысле этого слова. Даже отпуск никогда не планировала. Я ушла с поста главного режиссера программы «Время» в 2003 году. А сейчас работаю там же режиссером-консультантом. Эта программа слишком много значит для меня, чтобы вот так взять и насовсем с ней расстаться.

Елена ФОМИНА, ООО «Теленеделя», Москва (специально для «ЗН»), фото Андрея Эрштрема

Родилась: 20 апреля 1926 года в с. Каргат Западно-Сибирского края (ныне г. Каргат Новосибирской области)
Семья: муж — Юрий, тележурналист, пенсионер; сын — Михаил, предприниматель; внук — Михаил (16 лет)
Образование: окончила новосибирскую театральную студию и ГИТИС
Карьера: в 1960 году пришла на Новосибирскую телевизионную студию ассистентом режиссера, с 1961 года работала режиссером в молодежной редакции Центрального телевидения, в 1975 году перешла в редакцию информации, в 1978 году стала главным режиссером программы «Время». В 1980 году проводила трансляцию открытия и закрытия Олимпийских игр в Москве
Награды и звания: лауреат Государственной премии СССР, заслуженный деятель искусств РФ

Баку посетила московская делегация, которая приняла участие в юбилейных мероприятиях по случаю 95-летия со дня рождения Общенационального лидера Гейдара Алиева и 100-летия образования Азербайджанской Демократической Республики. В состав делегации вошли люди, которые в период работы Гейдара Алиева в Москве являлись его соратниками, работали вместе с ним. Об этом Day.Az сообщает со ссылкой на Trend .

Первый секретарь ЦК КП Азербайджанской ССР Гейдар Алиев после успешной деятельности с 1969 по 1982 годы на посту главы республики был приглашен руководителем СССР, Генеральным секретарем ЦК КПСС Юрием Андроповым на работу в Москву, избран членом Политбюро ЦК КПСС, назначен первым заместителем председателя Совета министров СССР. На этом посту Гейдар Алиев тоже добился больших успехов, завоевав большой авторитет и признание. В те годы рядом с Гейдаром Алиевым были люди, которые и по сегодняшний день отмечают высокие человеческие качества этой личности, вписавшей свое имя в историю.

В составе делегации, посетившей Баку, были секретарь первого заместителя председателя Совета министров СССР Джамал Джамалов, заместитель заведующего секретариатом первого заместителя председателя Совета министров СССР Владимир Ухов, помощник первого заместителя председателя Совета министров СССР Юрий Солодухин, заслуженный деятель искусств Российской Федерации, телережиссер, бывший главный режиссер информационной программы "Время" Калерия Кислова, личный врач Гейдара Алиева Александр Бородкин, а также входивший в личную охрану сотрудник 9-го управления КГБ СССР Виктор Немушков, водитель, сотрудник 9-го управления КГБ СССР Владимир Тупицын. Они побывали в Центре Гейдара Алиева, ознакомились с достопримечательностями Баку. Нам удалось побеседовать с гостями, которые поделились интересными воспоминаниями о Гейдаре Алиеве.

Сегодня мы представляем читателям Trend воспоминания легенды советского телевидения Калерии Венедиктовны Кисловой.

92-летняя Калерия Кислова посвятила телевидению более полувека жизни. Она работала над созданием многих популярных передач, занималась подготовкой трансляций парадов и демонстраций на Красной площади, международных фестивалей молодежи и студентов, соревнований Олимпиады-80, телемостов и т.д. В 1974 году была приглашена на работу в главную редакцию информации Центрального телевидения, в том числе занимавшуюся выпуском программы "Время", а через три года стала главным режиссером программы. Около тридцати лет Кислова была главным режиссером центральной программы новостей Советского Союза, а впоследствии Российской Федерации. В 2006 году она ушла с должности главного режиссера и стала режиссером-консультантом и ныне является одним из старейших работников "Первого канала". Калерия Кислова - лауреат Государственной премии СССР, заслуженный деятель искусств России, отмечена множеством государственных наград.

За свою долгую профессиональную жизнь Калерия Кислова работала с первыми лицами СССР и России Леонидом Брежневым, Юрием Андроповым, Михаилом Горбачевым, Борисом Ельциным, но именно Гейдар Алиев стал для Кисловой, по ее словам, особенным начальником, человеком и добрым другом.

"Никогда в жизни не встречала настолько душевного и благородного человека, как Гейдар Алиев. Я приехала впервые в Баку 3 сентября 1978 года, будучи главным режиссером программы "Время" и личным режиссером Леонида Брежнева. Это было в преддверии визита Леонида Ильича в Баку. Сразу поехали во Дворец имени Ленина (ныне Дворец Гейдара Алиева), где должен был выступать Брежнев, и расставили камеры. Затем я вернулась в гостиницу, а вечером мы с группой пошли в ресторан. Там меня позвал к телефону зампред азербайджанского телерадиокомитета Эльшад Гулиев и попросил вновь приехать во Дворец имени Ленина. Это было где-то в двенадцать ночи. Подготовка к визиту Брежнева велась практически круглосуточно. Гейдар Алиевич собрал во Дворце имени Ленина коллектив, который готовил встречу Генерального секретаря ЦК КПСС, в том числе и съемочную группу Центрального телевидения. Смотрю, все мужчины в темных костюмах, темных галстуках, только рубашки белые. Я была единственная женщина, да еще и в белом пиджаке, и немного неловко себя почувствовала. Во время беседы Гейдар Алиев неожиданно подошел ко мне и сказал: "Калерия, давайте знакомиться", улыбнулся и сразу же расположил к себе. Никогда не забуду его приветливость и простоту. Хотя уже тогда он занимал высокий пост и был первым секретарем Компартии Азербайджанской ССР. Он попросил рассказать и показать готовность аппаратуры, как снимает каждая камера. Мы вместе просмотрели все шесть камер, расположенных в зале. Операторов в зале не было, и я лично показывала, как и с какого ракурса будет идти трансляция. Гейдар Алиев был очень внимательным человеком и с большим уважением относился к журналистам, творческим личностям и деятелям культуры. А затем на его автомобиле мы вместе объездили весь маршрут предстоящего передвижения кортежа Леонида Брежнева по городу, где были расставлены камеры. Гейдар Алиевич лично все посмотрел, задавал такие профессиональные вопросы и давал наставления, указывал на такие места нужных ракурсов для съемок, что я была просто поражена его знаниями в области телевидения! Причем, все это он делал очень тактично, чтобы не задеть мои профессиональные чувства. Я была знакома и работала со всеми первыми секретарями и членами Политбюро СССР, объездила почти все наши республики, но никто и никогда не уделял такого профессионального внимания процессу съемок ", - сказала Калерия Кислова.

По словам Калерии Венедиктовны, Гейдар Алиев во время подготовки к съемочному процессу спрашивал, успела ли она посмотреть потрясающий по красоте Баку, и с такой любовью говорил об Азербайджане, что всё без слов было понятно уже по выражению его лица, эмоциям.

В то время так получилось, что Брежнев заболел и визит отложили.

"Гейдар Алиевич договорился с руководством Центрального телевидения СССР, что наша группа останется в Баку до приезда Брежнева. И получилось так, что вместо трех дней мы остались в Азербайджане на целый месяц. Это был сказочный и незабываемый месяц! Нас везде встречали с большим уважением и любовью. Работали мы много, мне даже удалось полетать с Гейдаром Алиевичем над республикой, увидеть множество замечательных мест, стать свидетелем того, с какой любовью простой народ относился к этой великой личности. Леонид Ильич очень любил Азербайджан и относился с большим уважением к Гейдару Алиевичу. В день прилета Брежнева был обед в резиденции, и меня на него пригласили, хотя вообще-то по протоколу не принято было приглашать режиссера телевидения. Гейдар Алиевич первым предпринял такой шаг. Когда пришел Леонид Ильич, Гейдар Алиевич начал всех своих представлять. С одной стороны, выстроились гости из Москвы, с другой - высокие чины Азербайджана, а я посередине. И когда дошли до меня, Гейдар Алиевич, улыбаясь, сказал: "А это наша "Мисс Телевидение" - Калерия". Интересно, что Брежнев сначала меня не узнал, видимо, подумал, что я возглавляю азербайджанское телевидение. И только когда ему сказали, что я из Москвы и "та самая Кислова", он очень удивился, расцеловал меня в обе щеки, и после этого всегда называл меня "Наша "Мисс Телевидение"" , - сказала Калерия Кислова.

В следующий раз Калерия Кислова посетила Баку в конце сентября 1982 года. Леонид Ильич Брежнев приехал в Азербайджан после тяжелой болезни. Это был его последний визит в республики Советского Союза. После встречи Леонида Ильича Брежнева в аэропорту все поехали в город, где для выступления была организована трибуна.

"Брежнев вышел из машины, но отказался выступать, сославшись на состояние здоровья. Он сел обратно в машину и все уехали. Для нас это была внештатная ситуация, которая требовала принятия самостоятельного и оперативного решения. Вся площадь была заполнена народом, а передвижные телекамеры стояли по трассе до самой резиденции. И тогда мы решили, что съемки продолжатся. После этого я смонтировала материал - то, как следует кортеж, как люди поют и танцуют на площади, во всем Баку проходит грандиозный праздник - и все это показали в программе "Время". Леонид Ильич посмотрел и сказал: "Как красиво было! А я не видел"" , - сказала Калерия Кислова.

После того, как Гейдар Алиев занял пост первого заместителя председателя Совета министров СССР, Калерия Кислова часто ездила с ним в различные регионы Союза и столицы республик - Тбилиси, Алмату, Киев и т.д., и опять же воочию видела, как тепло встречали его люди, с каким большим вниманием и заботой относился к ним Гейдар Алиев.

"Это был удивительный человек, для которого, несмотря на огромную государственную работу, важно было благополучие граждан страны. Он часто выходил из машины и общался с людьми, совершенно по-простому. В те годы никто из руководства страны не выходил к народу. Гейдар Алиевич лично знакомился с людьми, интересовался их жизнью, работой, зарплатой, вникал во все просьбы простых тружеников и давал распоряжения для решения проблем. Более того, Гейдар Алиевич был единственным руководителем бывшего Советского Союза, который лично общался и даже обедал и ужинал с сопровождающими его в командировках журналистами. Он был очень искренним и открытым человеком, со своей обаятельной улыбкой и искренним отношением к простым людям, всегда интересовался - хорошо ли питаемся, хорошо ли нас устроили, интересовался дальнейшими планами и помогал во всем. Я знала всех руководителей союзных республик, но Гейдар Алиевич был особенным, с ним по-человечески было легко и интересно работать. Позже мы с ним по работе объездили весь СССР и я ни разу не видела, чтобы он на кого-то смотрел свысока. Он был с каждым из нас на равных, относился с отеческой заботой. Для меня это были незабываемые мгновения жизни рядом с этой великой личностью - добрым, отзывчивым, культурным, трудолюбивым, кто навсегда остался в моей памяти особенным начальником, человеком и добрым другом ", - сказала Калерия Кислова.

Калерия Венедиктовна с болью в душе вспоминает 1981 год, когда в Новосибирске один за другим ушли из жизни ее родители. В эти тяжелые дни первым ее поддержал Гейдар Алиев.

" Они жили в Новосибирске, я поехала туда, в город, в котором я давно не жила и растеряла там друзей и родных, а тут похороны мамы... Представьте мое удивление, когда в Новосибирске меня позвали на телефонную связь с Баку. Это был Гейдар Алиев. "Калерия, я звоню, чтобы выразить вам от своего имени и имени Зарифы Азизовны свои глубокие соболезнования. Скажите, чем я могу вам помочь? Не стесняйтесь, говорите, я знаю, вам сейчас очень тяжело и необходима помощь", - сказал Гейдар Алиевич. Я ответила: "Да что вы, Гейдар Алиевич! Спасибо вам большое". Это событие стало знаковым в самый тяжелый период моей жизни, потому что никто из моих московских руководителей, с которыми я дружила, и которые прекрасно знали, что я там, и в каком положении, мне не позвонил и не сказал этих слов, не оказал внимание и поддержку", - сказала Калерия Кислова.

Гейдар Алиев однажды фактически спас сына Калерии Венедиктовны от смерти. Ее сыну было 14 лет, и у него случился приступ аппендицита. Его увезли в институт Склифосовского, где поставили диагноз... "симуляция", и отправили домой. На следующий день у него лопнул аппендикс, и он без сознания был доставлен в больницу. Операция длилась шесть часов, и юноша был помещен в реанимацию. Все это время мать не могла найти себе места, металась из угла в угол, ведь все могло закончиться летальным исходом. А вечером ей позвонил начальник личной охраны Гейдара Алиева Александр Иванов, чтобы обсудить текущие дела. И Калерия Венедиктовна рассказала о своей беде.

"Утром, когда приехала в больницу, была удивлена большим количеством врачей, профессоров, вплоть до министра здравоохранения. Как выяснилось, Гейдар Алиевич был возмущен действиями врачей института Склифосовского, и было поручено, чтобы ему в приемную докладывали о состоянии здоровья моего сына несколько раз в день! Фактически благодаря усилиям Гейдара Алиевича мой сын был возвращен к жизни! И Зарифа Азизовна все время спрашивала о состоянии здоровья моего сына. А ведь они даже не знали моего сына, но какое участие в моей судьбе! " - сказала Калерия Кислова.

А однажды, узнав, что Калерия Венедиктовна серьезно больна, Гейдар Алиев отправил к ней своего личного врача, который вылечил ее всего за три дня. Более того, ей была выделена квартира.

"Он всегда приходил на помощь, никогда не спрашивал напрямую, но всегда знал, кому нужна помощь и какая. Было и такое в моей жизни, что он спас меня, когда я очень сильно болела. За такую заботу безмерно благодарю его до сих пор! А когда я вышла на работу, позвонили и сказали, что мне выделили квартиру. Я подумала, что это розыгрыш, ведь я же не писала никаких заявлений на квартиру. Оказалось, что доктор вернулся от меня и Гейдар Алиевич спросил: "В каких условиях она живет?" А он рассказал, что у меня старенькая жилплощадь в 39 квадратных метров. Вот таким он был человеком! Поэтому я просто боготворила человека, который спас моего ребенка, помог мне, когда я болела. Никогда и никто из всех представителей руководства, с которыми я работала, не сделал для меня так много, сколько сделал Гейдар Алиев. В нем поражали оптимизм, внимательное отношение к людям и безграничная любовь к родине, забота и внимание даже к совершенно незнакомым людям", - сказала Калерия Кислова.

Калерия Венедиктовна вспоминает о том, какие теплые отношения были в семье Гейдара Алиева.

" С Зарифой Азизовной я познакомилась в Алмате в Казахстане в конце 70-х, где она была вместе с Гейдаром Алиевичем. Он очень любил свою супругу, всем бы мужчинам такие чувства по отношению к близкому человеку! Даже в этом он отличался от всех! После того, как он представил меня своей супруге, мы побеседовали, и как оказалось, она очень много хорошего слышала обо мне от Гейдара Алиевича. Она сразу же обняла меня, и я почувствовала родственного мне по душе человека. После этого мы несколько раз встречались, и она всегда называла меня Калерией ханум, и мне это очень было приятно слышать. Зарифа Азизовна была потрясающей, очень образованной, отзывчивой и доброй женщиной. Она была для меня образцом умной, тонкой и мудрой женщины. Я по-человечески восхищалась этой семейной парой! ... 1985 год был очень трудным для Гейдара Алиевича. В это время его супруга Зарифа Азизовна уже сильно болела. Перед очередной командировкой Гейдара Алиевича на Алтай мы увиделись с нею в Большом театре, где он выступал на 8 марта с докладом. Она позвала меня и попросила: "У меня к вам большая просьба, Калерия. Следите, чтобы он не простудился. Он не любит надевать шапку и шарф, а ведь там холодно, а он человек южный". Так она о нем заботилась. 15 апреля 1985 года - этот день никогда не забуду. Скончалась Зарифа Азизовна. Утром, когда поехала в Кремль и вошла в кабинет, чтобы выразить свои соболезнования, увидела совершенно другого Гейдара Алиевича. Он только что приехал из больницы, где провел всю ночь, не спал, на него было больно смотреть. Тогда впервые увидела слезы Гейдара Алиевича... Я пыталась что-то сказать, как-то поддержать словами, а он ответил: "Я потерял не только жену, я потерял друга..."

Прошло много лет с тех пор, как Гейдар Алиев уехал из Москвы. Прошло много лет с тех пор, как его не стало. А его бывшая команда, те, кто остался, до сих пор встречаются и отмечают день памяти - 12 декабря и день его рождения - 10 мая.

Мы всегда говорим: "Мы - команда Гейдара Алиевича!"" - завершила беседу Калерия Венедиктовна.

- Калерия Венедиктовна, вы окончили ГИТИС. Не жалеете, что не сделали карьеру актрисы?

В моей жизни вообще происходило много таких событий, когда что-то решишь временно, а это остается на всю жизнь. Именно так и произошло с театром. Я работала в театре, а мой муж работал в Австрии, потом в Германии. Я никак не соглашалась ехать с ним, потому что не могла бросить театр. Но потом все же надо было поехать, и я поехала. Без работы я там не могла жить, как бы там не было хорошо. Там я прожила почти 1,5 года, и когда мне стало просто невмоготу, и у мужа там закончилась командировка, мы поехали в Москву. Позже я вернулась к себе в Новосибирск. Наверное, от того, что оторвалась от театра за эти 1,5 года, то смотрела на него уже другими глазами. Когда я увидела, как они там друг на друга наговаривают, сплетничают... Это неискреннее общение бросилось в глаза мне, когда я взглянула на все это со стороны.

Я играла много. У меня хорошая память, и я запоминала роль с первого раза. Когда нужно было заменить актрису, даже в другом театре, то это приходилось делать мне. В Новосибирске я работала в театре "Красный факел", это некий сибирский МХАТ. Так как после моего возвращения посреди сезона на работу меня в штат взять не могли, то предложили работать на условиях разовой оплаты и обещали взять в штат с начала сезона. Пообещав подумать, я вышла из театра. Шла по городу и встретила своего знакомого, который раньше работал в нашем театре режиссером. Его назначили главным режиссером на местном телевидении. Он предложил мне поработать у них. Вечером мы встретились и все обсудили. А на следующий день я поехала посмотреть телестудию.

- Что вас привлекло в работе на телевидении?

Меня повели в аппаратную и тогда я увидела что-то космическое: множество кнопок и мониторов. Это была любовь с первого взгляда. Эту любовь я пронесла через всю жизнь. Меня взяли и обещали научить всему. Меня настолько все это захватило, заворожило. Дома я на большом ватмане нарисовала кнопки, пульт, микшеры и представляла себе, как я переключаю и руковожу процессом. Проработала я там всего год, но меня там помнят многие. Зимой следующего года, я полетела в командировку в Москву на День города, где мы должны были вещать весь день. Мы привезли с собой спектакли, общественно-политическую программу, причем все живьем. Артисты приехали с нами, оформление и другие программы тоже. Съемочную группу представляла я одна.

Больше всего я люблю прямой живой эфир, причем работать без ассистентов, все делаю сама. Когда я сажусь за пульт, я уже никого не вижу и не слышу. Я весь день без перерыва работала за пультом, начиная с 14 часов дня до часу ночи, бегала из аппаратной в аппаратную. Нас курировала молодежная редакция ЦТ, и ее главный редактор Валентина Федотова смотрела на все это как на цирк какой-то, смотрела на меня как зачарованная. Она была удивлена тем, что всем этим процессом управляет один человек. И она решила меня пригласить работать к себе. Она предложила мне в свой отпуск поработать у них, и я с удовольствием согласилась. Я 1,5 года проработала там бесплатно, потому что у меня не было московской прописки. Начинала я в Москве с молодежных программ, причем делала все, от чего отказывались другие - когда "горела" программа, меленький срок, не готово оформление и т.д. Я бралась за все. Были у меня массовые передачи, даже помогала готовить КВН. У них был "Выездной конкурс", и тогда меня судьба свела с командой Азербайджана. Согласно их задумке, в ресторане "Баку" в Москве, артисты "Кабачка - 13 стульев" одевались в национальные костюмы и под фонограмму азербайджанских певцов они танцевали и пели. Аросева меня очень удивила - она входила и так артикулировала своим речевым аппаратом, что было ощущение того, что поет действительно она.

Это была моя первая встреча с Азербайджаном.

Потом я стала работать в программе "Время", ее редактор Юрий Летунов - очень интересный человек. Он очень долго уговаривал меня перейти к ним. А мне было интересно в "молодежке". А тут неизвестный коллектив. И вот после долгих уговоров он замолчал. Где-нибудь увидит меня, поговорит, спросит обо всем, но больше не затрагивает тему перехода в программу "Время". Тут уже во мне взыграло, видимо, что-то женское: "Значит, я не нужна?".

Однажды я отсутствовала на работе весь день, мне надо было перевести ребенка из одного детского сада в другой. Прихожу на работу, и мне сказали, что Летунов срочно меня ищет. Я ему позвонила, он вызвал меня к себе. Я пришла, и он уже меня не отпустил. Вот так я перешла в программу "Время". И я ни разу не пожалела, что ушла из "молодежки" в информацию, так же как и не жалела о том, что ушла из театра. Поначалу я считала, что это неинтересно, но оказалось наоборот. Я снимала все официальные визиты в Москву, съезды, военные парады, снимала Олимпиаду в Москве в 1980 году. Я знала каждую из 46 установленных камер. Я работала больше года на репетициях, знала наизусть все. Очень были удивлены иностранцы, которые брали у нас всю картинку. Сейчас возросли технические возможности, в 1980 году этого не было, нам не разрешили вертолет, потому что присутствовало все руководство Советского Союза.

Через какое-то время я получила Госпремию, довольно быстро стала главным режиссером редакции информации. Кроме того, я постоянно стала работать с Леонидом Брежневым.

- Под вашим руководством велись трансляции серьезных мероприятий. Случались ли казусы?

Казусов не было. Наверное, потому что не было таких серьезных ошибок. И поэтому я так долго продержалась на своем месте. Менялись главные редакторы, председатели, даже руководители государства, поменялась сама страна, притом, что каждый новый генсек, приходя на место, менял всех, начиная с охраны. Так было принято. Но меня это не коснулось. Я записывала отречение Михаила Горбачева, работала с Борисом Ельциным, успела поработать с Владимиром Путиным.

- Что было для вас сложным при работе с первыми лицами государства?

Осложнений особых при работе с первыми лицами страны не было. Были, конечно, но незначительные. Отношения со всеми были очень хорошие. Несмотря на то, что в жизни я человек застенчивый, но в работе я смелая, и не терялась ни перед кем. Например, у Андропова я спросила, почему он не любит видеосъемку, а предпочитает фотографию. Он отвечал, что общество перекормили съемками с Брежневым. Конечно, с кем-то было труднее, с кем-то легче работать.

- По долгу службы вам не раз приходилось бывать в Азербайджане. Чем для вас является Азербайджан?

Впервые в Баку я приехала 3 сентября 1978 года. На тот момент я взяла отпуск. Меня часто дергали во время отдыха. Когда нужно было срочно ехать куда-то с Брежневым, я быстро собиралась и уезжала. Уходя с работы, я обязана была оставить свои координаты, телефон и т.д. Я решила взять отпуск в сентябре, чтобы отвести сына в первый класс. 1 сентября я была на празднике сына, а вечером мне позвонили и сказали, что я должна слетать с Брежневым на три дня в Азербайджан.

И вот, 3 сентября утром мы прилетели в Баку. Нас встретил Эльшад Гулиев, тогда он был зампредом АзТВ, он привез нас в гостиницу "Интурист". Я поехала посмотреть Дворец Гейдара Алиева, который тогда носил имя В.Ленина. Поехали во Дворец Ленина, где я увидела, что камеры стоят не так, как мне нужно, и я их переставила. Потом мы поехали к председателю КГБ В.С.Красильникову, его заместителем был З.М.Юсифзаде. Я попросила соответствующий пропуск, автомобиль и человека из их конторы, который будет мне помогать. Они выполнили все мои просьбы. До сих пор мы с З.Юсифзаде поддерживаем связь, дружим много лет. После этого я вернулась в гостиницу и вечером мы с группой пошли в ресторан. Там ко мне подходит человек и говорит, что меня просят к телефону. Э.Гулиев мне по телефону говорит, что нужно быть внизу, чтобы съездить кое-куда. В намеченное время мы встретились с ним и поехали во Дворец Ленина. Там было много народу - Гейдар Алиев встречался со всей прессой, которые будут освещать мероприятие. Я там была единственная женщина, да еще и в белом пиджаке. Ровно в полночь вошло все руководство республики и города во главе с Гейдаром Алиевичем.

- И именно там вы лично познакомились с Гейдаром Алиевым.

Да. Гейдар Алиев подошел ко мне и говорит: "Калерия, давайте будем знакомиться". И тут же задал мне вопрос: "Зачем вы переставили камеры?". Честно говоря, я была просто ошарашена. Ни один человек такого положения мне никогда не задавал подобных вопросов. Я объяснила, что это связано с тем, что будет выступать Л.Брежнев, а из-за некоторых особенностей его лица мы его анфас не снимаем. Он согласился. И потом он попросил мне показать, что снимает каждая камера. Мы вместе просмотрели. Потом он спросил, успела ли я увидеть город, и сказал, что обязательно должна это сделать, так как город очень красивый. Он вообще всегда с такой любовью говорил об Азербайджане и Баку. Всегда говорил с таким настроем, когда слова даже не нужны, а все понятно по его выражению лица, эмоциям.

Гейдар Алиев объездил с нами маршрут всей программы пребывания Брежнева в Баку и внимательно отслеживал то, как мы расставляем камеры. Это меня поразило в нем. Г.Алиев договорился с нашим руководством о том, что наша группа остается в Баку до приезда Брежнева. За время пребывания в Баку я делала сюжеты о бакинских заводах, нефтяниках, сельском хозяйстве, совершила ознакомительные поездки в регионы Азербайджана.

Вообще тот отпуск был самый интересный в моей жизни. Мне создали отличные условия, были внимательны к нам. Это было удивительно. Вообще Баку я считаю своей второй родиной, потому что отсчет от сентября 1978 года в моей трудовой деятельности совершенно изменил мою жизнь.

Допуск к таким людям, как Г.Алиев, у меня начался именно после визита в Баку. Г.Алиев знал на местном телевидении всех лично, он знал всех журналистов Азербайджана. Он просто не мог иначе.

С Брежневым лично я не встречалась, просто делала свою работу и уходила. Меня с ним познакомил Г.Алиев. Во время нашего пребывания в Баку во время торжественного ужина Г.Алиев представил меня Брежневу, назвав меня "Мисс телевидение", и Леонид Ильич тогда решил, что я возглавляю азербайджанское телевидение. И когда Брежнев потом понял, что я из Москвы, и что "та самая Кислова" - это я, он очень удивился. Он сказал, что не такой меня представлял.

Кстати, вам довелось лично знать не только Гейдара Алиевича, но и его супругу. Расскажите, пожалуйста, об этом знакомстве.

С Зарифой Алиевой я познакомилась в Казахстане на загородной даче члена Политбюро, первого секретаря ЦК Компартии Казахской ССР Динмухамеда Кунаева. Она очень ласково и тепло восприняла меня, с первой нашей встречи она расположила меня к себе. Это было первое знакомство, которое сохранилось на всю жизнь. Мы вообще много раз с ней встречались, и она была для меня образцом умной, тонкой и мудрой женщины. За месяц до ее ухода из жизни в Большом театре был вечер, посвященный Женскому дню, Гейдар Алиевич выступал с большим докладом. А все его выступления, где бы они не были, показывала только я. Я пришла в зал и следила за обстановкой. Ко мне подошел человек и попросил, чтобы я подошла к Зарифе Азизовне. Мы остались с ней вдвоем, и это была наша последняя встреча. До сих пор с огромным сожалением воспринимаю ее безвременный уход, который лишил всех нас общения с таким чутким и приятным человеком. Эта некая мягкость, женственность, скромность, приветливость, исходившая от нее, привлекала окружающих в ней. Я снимала весь процесс ее похорон.

Неподдельная скорбь на лицах людей, пришедших проститься ней, не была постановочной съемкой, все были крайне опечалены.

В период с 1985 года Раиса Горбачева устраивала так называемые девичники в доме приемов на Ленинских горах, где собиралась жены членов Политбюро и членов КПСС. Безграничное обаяние, ласка, доброта, общительность, присущее З.Алиевой, само собой привлекали всех присутствующих вокруг людей. И ей всегда было крайне неловко на этих мероприятиях, потому что все присутствующие собирались вокруг нее и общались с ней, несмотря на то, что хозяйкой этих вечеров была Раиса Горбачева. К Зарифе Алиевой тянуло всех.

Вообще, у меня было много встреч с разными людьми. Но с Гейдаром Алиевым у нас завязались не просто деловые, а чисто человеческие отношения. Он приглашал меня в Азербайджан на отдых. И, начиная, с 1982 года, все отпуска я проводила в Загульбе, на даче №2. Я приезжала сюда с сыном, так что мой сын рос здесь. И когда он приезжал в Москву из Баку, у него даже появлялся акцент, он приходил в школу, это замечали окружающие.

Зимой 1982 года Г.Алиева на одной из встреч с ведущими архитекторами попросили рассказать об Азербайджане. И он поднялся на трибуну, выступил без подготовленной заранее речи. Это была такая "бомба" для наших, потому что никто не видел, чтобы руководитель республики без бумажки выступал в течение часа с лишним. Он рассказывал о своей республике в цифрах, охватив все сферы. Я все это снимала.

В 1982 году умер Л.Брежнев, все приехали на похороны. А после похорон Г.Алиев был избран членом Политбюро и первым заместителем председателя Совета министров СССР. Я во всех его поездках сопровождала его.

В этой связи хотела отметить, что Г.Алиев был одним из тех, кто первым внедрил в практику активную работу с журналистами - на всех мероприятиях, проводимых с его участием, журналисты имели прямой доступ к нему и освещали все его незапланированные выходы к народу. В период перестройки и демократии первенство в применении этой практики приписывали Горбачеву и Ельцину, якобы они организовывали незапланированные посещения поликлиник, магазинов, проезд в общественном транспорте. Но во время таких "незапланированных" посещений рядом каким-то чудом оказывались работники телевидения. Выходит, будто в каждой поликлинике или магазине заранее стояла камера. Как профессионал, могу заявить, что это невозможно. Так что все это смахивало на популизм, как со стороны Горбачева, так и со стороны Ельцина.

В конце 70-х годов практика незапланированного выхода к народу осуществилась в Азербайджане Г.Алиевым. Впоследствии, после 1982 года в СССР, в них я постоянно принимала участие. Сохранились даже кадры хроники, где охрана с большим трудом сажает Гейдара Алиевича в машину.

Он с особой заботой и вниманием относился к журналистам. Однажды мне пришлось его поправить. Хотя он прекрасно владел русским языком, в отличие от многих русских. Но иногда бывало так, что он неправильно ставил ударение. Так, он, читая текст на записи, сказал "досуг" с ударением на первом слоге. Я его исправила. И он даже поблагодарил меня за то, что я его исправила. А у него был большой раздел в речи, касающийся молодежи, и это слово встречалось не раз. И когда он выступал, он все сказал абсолютно правильно и ни разу не ошибся.

Однажды у меня произошла такая история: сыну было 14 лет и у него случился приступ аппендицита, его увезли в институт Склифосовского, где ему положили лед на живот, и когда к вечеру боль утихла, ему сказали, что он симулирует, и отпустили домой. А на второй день, когда у меня были съемки очередного мероприятия в Кремле, у него лопнул аппендикс. Он находился без сознания, его друзья вызвали скорую помощь и его увезли в больницу. Когда я приехала в больницу, сын уже лежал на операционном столе, операция длилась 5 часов. Врач мне сказал, что с таким диагнозом не живут, но в силу молодого организма все может кончиться хорошо. Затем сказали, что сын должен находиться в реанимации несколько дней, и когда он придет в себя, тоже неизвестно.

Вечером мы говорили с Сашей Ивановым, начальником личной охраны Гейдара Алиева (9-ое Управление КГБ СССР) по работе, и в разговоре я ему рассказала о своей беде. На следующий день об этом уже знал Гейдар Алиевич. Если человек из его близкого окружения мог вот так запросто обсудить с ним личные вопросы, значит, это было заведено самим Г.Алиевым. Он поручил, чтобы ему в приемную докладывали о состоянии здоровья моего сына несколько раз в день. Я до сих пор удивляюсь, как они нашли сына. Ведь я никому не говорила, в какой больнице он лежит, к тому же у нас с ним разные фамилии. Проходит год-два, заболеваю я. Лежу с температурой 40 несколько дней подряд, температура не падает. Меня лечили врачи из поликлиники. Разговаривая со мной по телефону по служебным вопросам, Г.Алиев и спросил, почему у меня такой голос. Узнав о моем состоянии, он прислал ко мне Льва Кумачева, личного врача Г.Алиева. Кумачев вылечил меня за три дня. А у меня впереди Всемирный молодежный фестиваль. Когда я вышла на работу, все обрадовались, потому что беспокоились о том, как быть с мероприятием в мое отсутствие.

Еще случай, характеризующий Гейдара Алиевича. Однажды мне позвонили из Управления делами Совета министров СССР, и сказали, что мне выделена квартира. А квартира, в который я жила, была очень неудобная, располагалась на шумной и пыльной улице. А новая квартира располагалась возле Останкино, что было удобно для меня. Потом Кумачев мне по секрету рассказал о том, что когда он вернулся от меня, Алиев у него спросил, насколько все серьезно. Именно Кумачев рассказал Гейдару Алиевичу, в каких условиях я живу.

Так что я просто боготворила человека, который дал ускорение моей работе, спас моего ребенка, помог мне, когда я болела. Никогда и никто из всех представителей руководства, с которыми я работала, не сделал для меня так много, сколько сделал Г.Алиев. Это был необыкновенный человек, государственный деятель. Когда к власти пришел Горбачев, было видно, что это недальновидный политик. Чувство зависти к Алиеву руководило Горбачевым. Даже было впечатление, что он побаивался Г.Алиева. Горбачев понимал, что Алиев значительно сильнее него.